— На самом деле большинство скинхедов выпивают на ночь кружку горячего молока и ложатся спать, обнимая плюшевых мишек, – смеётся Bill Pegg, зашнуровывая тёмно-красные Dr. Martens, – ведь мы и вполовину не такие страшные, как мы выглядим в своих ботинках.

Невысокого роста, очень крепкий и подвижный, Bill носит тонкие подтяжки того же цвета, что и ботинки, короткие джинсы, клетчатую рубашку и свитер Fred Perry. Его волосы коротко подстрижены, и его голова выглядит так, как будто ей удобнее бодаться, чем думать. Но это не так – и я убеждаюсь в этом, как только он начинает говорить.

— Смотри, Катерина, есть две разновидности скинхедов. Ребята вроде меня – это «original skinheads», то есть первоначальные скинхеды, мы слушаем ска, соул и регги, и девушки тоже! А есть засранцы, которые этого не имеют. И пока не исчезнет их зависть, в их жизни ничего не изменится.

Bill знает, что скинхеды произошли от модов, и ему нравится выглядеть хорошо. В холодную погоду он одевает короткое чёрное пальто, а когда надо произвести хорошее впечатление – тёмный костюм. Летом он носит рубашку с коротким рукавом и полуботинки-мокасины. С подтяжками он не расстаётся, и это даже смешно.

— Наша внешность называется «hard mod», и те, кто слушает ска, сейчас все такие, – продолжает он свои объяснения, – и есть такие же, кто слушает Oi! и панк. Но они уже начинают различаться. Если поедешь на юг, в глубинку, увидишь дутые нейлоновые куртки и ботинки высотой до колен, в которых невозможно ходить. Это не наша одежда, и такие «скинхеды» ничего про скинхедов не знают.

Bill разделяет скинхедов не на «хороших» и «плохих» и не на «северных» и «южных». Он говорит, что здесь, в Шотландии, звучит хорошая музыка, устраиваются скутерские гонки – словом, здесь есть все радости жизни. И люди здесь лучше. А в больших городах ничего такого нет. И настоящих скинхедов там нет.

Мы выходим на улицу, где нас ждёт автобус с нашими друзьями из Stockport Crusaders Scooter Club и примкнувшей к ним ребятнёй. Мы едем на концерт в Bradford. Играют современные ска-группы: Loafers, Bad Manners и Trojans.

Я разглядываю стоящих на улице парней, приехавших за нами, и поражаюсь, насколько это открытые и спокойные парни. «Последние племена, способные охотиться на бизонов» – как раз то, что мне и надо. Я их люблю! Мне нравятся их куртки с открытым воротником, нравятся их ботинки и короткие джинсы, нравятся их тёплые рубашки – мне нравится в них всё.

— И вот я стою за деревом, как раз они мимо пролетают…

— Кто, олени?

— Ну не медведи же!

— О-ха-ха-ха!..

На задней площадке автобуса разливают портвейн несколько засранцев, о существовании которых мне рассказывал Bill Pegg. Чтобы понравиться мне, они рисуют на запотевшем стекле автобуса огромный болт и свастику, и смотрят, довольна ли я этим рисунком. Да, я знаю, что я здесь первая красавица. Машина, следующая за нашим автобусом, замедляет ход и плавно уходит в сторону.

— Никогда не учите свинью петь, – смеётся Bill, – Это отнимает много времени и раздражает свинью. Но они, честное слово, уже достали своим поведением. Как бы я хотел вернуть скинхедам их доброе имя. И чтобы такие, как эти, выросли наконец.

Его друзья выражают согласие. Они уже взрослые, у некоторых есть дети. Bill обещает показать мне «одного предпринимателя», под короткой стрижкой которого скрывается больше способностей, чем у многих других людей. Мы проезжаем маленький мост. Bradford уже скоро. Парень в чёрном пальто спрашивает меня, кто я. Услышав, что я пишу для iD, он одобрительно кивает головой.

— Да, это хорошо, а то журналисты из Sunday Sport задают вопросы вроде «скинхеды сожрали мою матушку, скажите, это из ваших», а это очень смешно.

И вот мы на месте. Bill разговаривает с маленьким толстяком с глубокими шрамами на лице. Без шуток не обходится и здесь – он уверяет меня, что он для меня самый лучший парень. На самом деле, мне приятно смотреть на него.

В этот вечер здесь представлены такие известные скутерские клубы, как «Huddersfield», «Yorkshire Frogmonsters» и «Lincolnshire Scooter Skinheads». Их танец – удивительный бег на месте, от которого деревянный пол вот-вот разлетится в щепки. Играют Loafers, и всё это выглядит как концерты 2-Tone лет десять тому назад.

Когда выступает великан Buster и его группа Bad Manners, никто не может остаться на месте. Звучит песня «Skinhead Love Affair», и гвозди выскакивают из деревянного пола. Я падаю, но мне тут же протягивают руку.

— Многие из тех, кто пришёл сюда, только недавно открыли ска для себя, – рассказывает мне Bill, пока Bad Manners подключают другую бас-гитару, потому что у первой во время исполнения этой песни вылетела струна, – и когда люди поняли, что это такое, они стали приходить сюда и танцевать вместе с нами. На ближайшие полчаса все равны, понимаешь? Это самое главное.

Я вижу здесь самых разных людей, но для моих друзей все равны, потому что здесь и сейчас не может быть неравенства – не то место и время. Их музыка пришла с улиц, как и они сами. Скинхеды получили эти танцы от карибских Rude Boys много лет назад, они танцевали так десятки лет назад и танцуют сейчас, потому что танец – это отдых рабочего класса. Это возможность привести себя в порядок после тяжёлого дня. Когда слышен ритм, они топают ботинками в пол и развлекаются так. А когда играет медленная музыка, они движутся медленно, чтобы восстановить силы, которые потребуются им на следующий день.

— Это не новая волна и не возрождение, – говорит мне парень по имени Tim, в шляпе с короткими полями, – мы никуда и не уходили. Мы были здесь всегда. Мы верны раннему регги и другой хорошей музыке. Она с нами с тех пор, как наши старшие братья услышали её в конце шестидесятых.

Я вспоминаю танцы панков, которые прыгают на сцену и со сцены, катаются по полу и ломают всё вокруг. Первые панки были безработной молодёжью и танцевали так для того, чтобы восполнить недостаток деятельности в городе, то есть от нечего делать. Первые скинхеды были взрослыми городскими рабочими, «hard citizen workers», их танцы совсем другие и служат другой цели.

— Скоро все хиппи, если они ещё остались, будут стричься так же, как Buster! – говорит мне Steve Goodman. Ему 27 лет, он продаёт пластинки в музыкальном магазине «Daddy Kool», – Их пластинки разлетаются так, как будто их уносит ветром. А это что-нибудь да значит!

А вот и тот самый взрослый скин, которого Bill обещал показать мне. Dave Hadgraft, 25 лет. Он собрал множество пластинок, играл в двух группах и сегодня выступал в составе Loafers.

— Я слушал ска ещё десять лет назад. В 1984 году я оставил сцену и полностью посвятил себя работе. Тогда было много драк на улицах, даже самодельные гранаты, это не для меня. Затем я вернулся сюда. Я люблю музыку и никогда не смогу надолго бросить сцену.

Dave подстрижен под насадку номер три, но ему это нисколько не мешает. Окружающих не заботит, как он выглядит, тем более что он не красуется перед ними и никогда не заходит слишком далеко в своих увлечениях. Dave на работе шесть дней в неделю, по вечерам – боевые искусства. Он не курит и не пьёт спиртного. У него нет татуировок и нашивок – он и так прекрасно знает, кто он такой, они ему не нужны.

— Ты понимаешь это только тогда, когда сам одеваешь ботинки и подтяжки, – говорит он, – нет, ты только посмотри, кто сюда пришёл. Я ж говорил – засранцы. Они пришли не танцевать, а на скинхедов посмотреть и себя показать. А сами выглядят так, как будто они бутылку виски видят чаще, чем собственных папу с мамой. Отойдём подальше.

Играли Trojans, засранцы слушали их и улыбались. Группа на треть состояла из чёрных Rude Boys, но они не обращали на это внимания. Я спросила их, кто они и откуда. Им 16-17 лет и они выросли в деревне под названием Whaley Bridge рядом с дорогой на Brixton, где не только скутеров не было, но не было даже проигрывателя для пластинок.

Засранцы показывают мне шрамы на головах, выполненные, очевидно, пару дней назад. Они не настоящие и были нанесены бритвой после стрижки. Ещё у них есть нашивки с зубастой символикой. Чёрные джинсы заправлены в чёрные ботинки. Смотреть не на что. Для них нет места здесь и никто, кроме меня, к ним не подходит.

Вспоминаю слова, которые мне говорил Bill. В каком же году мог начаться раскол среди скинхедов? Скорее всего, это началось после того, как замолчали Treasure Isle и Trojan Records. Всё держалось на карибской музыке регги, затем… Мне ли беспокоиться об этом. Здесь не меньше сотни парней, одетых так, как надо. Вот же они, все рядом со мной.

Звучит последняя песня – «Place Called Happiness», «Единственное место на Земле, которое называется Счастье», и танец становится медленнее. У меня перехватывает дыхание – да, я помню эту мелодию, я слышала её в детстве, её сочинил Rudy Mills в шестьдесят каком-то году! И я знаю, что если я спрошу своих друзей, они сразу же вспомнят, в каком.

И вот мы выходим на свежий воздух. Уже ночь. Как хорошо! И мы всё ещё танцуем стомп, подходя к остановке такси. Мы продолжаем танцевать, стоя на месте. Шутки продолжаются и здесь.

— Yeh, Катерина! У тебя шнурок развязался, – говорит мне Darren, – смотри-ка, опять завязался!

Краем глаза я замечаю, как ряд людей медленно отодвигается от нас прочь. Да, да, обыватели готовы отстоять полчаса в очереди, только бы не оказаться вместе с нами в одной маршрутке.

— А ведь я моюсь и думаю! – кричит им Bill.

Только теперь я понимаю, что это на самом деле здорово – быть скинхедом.